Они есть,чтоб мы не зачерствели..

ДАУНЁНОК

Этого только мне не хватало. Ко всем свалившимся на голову проблемам. Хорошая же была идея, съездить за город старой дружной компанией, расслабиться. Нет, догадался кто-то пригласить на шашлыки Любу.

Я ничего не имею против неё, но она взяла с собой шестилетнего больного сына.

Сейчас в меня полетят камни. Я не люблю неполноценных детей. Не могу смотреть на это. Сердце разрывается от безысходности и бессилия. Я начинаю спорить с Богом. Теряю покой в душе.

Оно мне надо? Особенно, на природе, в лесу, возле реки. В один из чудных воскресных дней, когда золотая осень дарит земле последнее уходящее тепло и тишину. И так хочется побыть наедине с собой, когда "весь мир с тобой в раздоре". Найти ответы на мучившие тебя вопросы.

Даунёнок сразу заполнил собой всё пространство. Мальчик был похож на любопытную мартышку. Слов «нет и нельзя» он не знал. Его нечленораздельное мычание раздавалось одновременно со всех сторон.

Мы едва успевали спасать разложенные на покрывале продукты и оттаскивать его от костра. Люба от воспитательного процесса временно отстранилась. Её можно понять, но о вожделенном отдыхе пришлось забыть всем.

В конце концов, доведя всех до истерики, и заметив меня, сидящую на бревне у реки, даунёнок забрался ко мне на колени. Я, тяжело вздохнув, осторожно обхватила руками хрупкое тельце и стала рассказывать какую-то ерунду, пытаясь хоть на время удержать его на одном месте и дать возможность остальным спокойно передохнуть.

Мы смотрели на тёмную сонную воду, отражающую небо с пушистыми облаками. Прислушивались к шелесту листопада при редких порывах ветра. Любовались пожелтевшей листвой. Мальчик откинул голову мне на плечо. Я инстинктивно потянулась губами к его затылку, поцеловала, как целовала когда-то своего сына и он засиял.

Вы не замечали, что маленькие дети, неважно, свои или чужие, пахнут всегда одинаково? Беззащитностью и доверием. Сладкой манной кашей. Детскими игрушками и разлитым какао. И нашими собственными несбывшимися мечтами, оставшимися за нарисованной дверью в каморке Папы Карло.

Сашка, так звали даунёнка, внимал каждому моему слову. Я рассказывала про смешную растрёпанную Сову, которая сидела на огромном дереве. Она была, конечно, красивой и умной. Про неутомимую труженицу Пчелу, раскачивающуюся на соседней травинке. Ах, как она кружилась над ромашкой! Про гордого осторожного Оленя, притавишегося в кустах на другом берегу. Разве ты не видишь дивные рога сквозь листву? Смотри, вон там…

Каждый раз, когда я протягивала руку, чтоб показать то место, где, по моим предположениям мог находиться очередной сказочный персонаж, даунёнок звонко смеялся. И тут же беспокойно хватал мой локоть, возвращая на прежнее место, требуя, чтобы я продолжала его обнимать. Я снова целовала шелковые редкие пряди на его затылке, слегка покачивала из стороны в сторону и продолжала сочинять небылицы.

Я не знаю, сколько времени мы так просидели, но вдруг поймала себя на мысли, что не хочу возвращаться к друзьям. Мне было спокойно. С даунёнком я не чувствовала себя одинокой. Не надо было надевать маски или делать того, чего не хотелось. Он каким-то непонятным образом, согревал меня.

Когда я замолкала, Сашка недовольно поворачивался, щуря узкие припухшие глазки, и я звонко чмокала его в нос, боясь, что он догадается, о чём я думаю.

За что Всевышний наказывает их? Почему такие дети приходят в наш мир обречёнными от рождения? У этого мальчика -дауна было золотое сердце. Он так чутко отзывался на ласку, что у меня запершило в горле.

Это не Я успокаивала его у реки, это ОН возвращал покой моей истерзанной уставшей душе. Он меня жалел. Я ощущала это на физическом уровне. И вся накопившаяся за последнее время боль и обиды, сидящие в сознании натянутой до предела пружиной, вдруг сорвались и зазвенели хлынувшими слезами.

Сашка соскочил на землю и стал быстро жестикулировать руками. Он показывал мне на дерево, где сидела Сова. И на противоположный берег с Оленем в кустах. Топая ножками, рассеянно смотрел на траву, пытаясь найти улетевшую Пчелу. Я плакала и глупо кивала головой.

«Ова?» — спрашивал он. Да, там сидит Сова.«Лень?» — вглядывался вдаль. Да, Олень стоит в кустах и смотрит на нас.«Ила?» Да, хороший мой, Пчела качается на цветке.Хотя, откуда бы ей взяться в сентябре? Ты не знаешь? И я не знаю.

Ничего не знаю и не понимаю в этой жизни. Вот за что тебе такое выпало? За что? Чем там так занят этот серьёзный дядечка, на небесах, который всё видит? И почему он часто отворачивается от меня самой? Обними меня крепче, малыш. Мне так плохо...

Сашка снова взобрался на колени, уже лицом ко мне, обнял и стал неумело целовать. «Аля орошая… оро-о-оша-а-яя»... Прижимался нахмуренным лбом к моему подбородку, гладил растопыренными пальчиками мои мокрые щеки. «Аля пачет».

Милый мой даунёнок. Хорошо, что ты не всё понимаешь. Аля- просто стерва, забывшая о том, что действительно важно, а что-нет. Циничная холодная сука. Тебе вон как досталось в жизни, но ты умеешь радоваться. Ты прости меня, малыш, прости.

Я украдкой вытирала слёзы, боясь перепугать его. А он тяжело вздыхал и снова ластился ко мне, как преданная дворняга. И молчал, постоянно проверяя, не забываю ли я его обнимать. Нам никто не был нужен.

Солнце начало садиться за верхушки высоких сосен. Чуть тронутый золотом лес кутался в прозрачные сумерки. От реки повеяло свежестью и прохладой. Сколько величия и красоты было в окружающем мире. И как он был прекрасен, этот мир, не раздираемый людскими страстями, суетой и мелочностью.

Я осторожно взяла даунёнка подмышки и стала кружить. Как кружила раньше своего сына. Сашка громко и счастливо смеялся, а когда, выбившись из сил опустилась на траву, тут же взобрался на меня и стал беспокойно озираться по сторонам.

А вы что хотели? Мы оставили без присмотра на целых десять минут Сову, Оленя и Пчелу. И нам следовало бы проведать их. Сейчас пойдём, хороший мой. Какие шашлыки? Какие друзья? У нас были дела поважнее.

Мы снова пошли к реке. Даунёнок радостно занял своё место. «Асказывай, Аля, про Ову, Еня и Илу!». Я прижала его к себе, боясь, что ему надоест, и он убежит к матери. Словно услышав мои мысли, даунёнок накрыл кольцо моих рук своими маленькими ладошками. И притих. А как ещё он мог выразить переполнявшие его чувства?

«Аля-орошая! Аля оро-о-шаа-яя!!!»Сашка, ты и, правда, думаешь, что я хорошая? Он быстро закивал головой. И на всякий случай больно ущипнул меня за ногу, чтоб я не забивала себе голову разной ерундой, а помнила, что его надо иногда целовать. Какой хитрец. Целую.

Андерсен был неправ. Осколки зеркала, разбитого злыми троллями, никогда не попадают в детские глаза.

Чёрствыми и бессердечными становятся только взрослые люди. С годами они ожесточаются всё больше и больше. Разучиваются смеяться, когда им хорошо, и плакать, когда больно. Стесняются быть искренними и выражать свои чувства. Не воспринимают тех, кто не похож на остальных. Предают слабых.

Отворачиваются от ущербных.Я-не исключение.

Автор Алина Дольская