Мусечка

· Вчера в инстаграме меня попросили остановиться на теме конфликтов подольше и подетальнее. И пока готовится материал о принципах успешного диалога, оставлю здесь отрывок из моей книги. Рассказ называется " И жили они долго и счастливо". В конце, главная героиня Лида вспоминает о своей прабабушке.

(Любимая моя Мусечка не читала умных книг и не смотрела развивающих лекций. Но жизнь прожила достойно, оставив память о себе " в род и род".)

"Мысленно возражая великим умам из синей тетради, Лида все же весь день не могла избавиться от странного чувства узнавания, будто все эти крылатые фразы она уже читала не на бумаге, а запечатленными, до последней буквы, в образе живого человека. Будто пообщалась она с кем-то близким и настоящим.

К вечеру, наконец-то вспомнила. Давным-давно Лида округлила ее имя до удобных, ёмких четырех букв. Никакие «баб Маня», «баб Маша» не приживались в обиходе даже у соседей. Муся.В этих милых звуках не уместить всю нежность ребенка к прабабушке, но за ними из глубины памяти восставали счастливые детские воспоминания. Васильковое поле, будто нарисованное крупными мазками и безраздельно владычествовавшее сразу за их огородом. Таинственный родник в зарослях пахучего аира, к которому они пробирались, вооружившись коромыслом. Мусина хата, беленая известкой и мазанная глиной перед каждой Пасхой – колыбель нескольких поколений.

Как бы там ни было, прабабушка любила - именно так, жила - именно так, как писали классики. Не мнила себя «жертвой», не высчитывала ущерба из собственного комфорта. Не знала значения слов «самооценка», «депрессия» и «гормоны счастья». Никогда не задумывалась над другой самореализацией, кроме череды бесконечных обязанностей и вынужденных компромиссов. Вставала раньше всех, ложилась позже, не повышала голоса, ни о ком не говорила плохо. Тихонько молилась, чтобы не смущать внуков-пионеров. Всю жизнь проработала в колхозе, а на пенсии, нисколько не сомневаясь, растила ежегодный огромный урожай. Чтобы всем всего хватило.

Маленькой Лида замирала, боялась пошевелиться, когда Муся рассказывала ей «про любовь». «Он, бывало, начнет на меня злиться, да как разойдется, громом уже гремит, а я-то знаю, что делать – юркну ему за спину и обниму за шею руками. Прижмусь, обомру, не дышу почти. Он и обмякнет. Неинтересно ему, наверное, становилось со мной …» – говорила Муся, и на этих словах глаза ее начинали блестеть и часто моргать. Теперь, повзрослев, Лида назвала бы ее откровения «лайфхаками» – как прожить в мире с мужем и начхать на справедливость.

Рассказывала, как из-за войны в двадцать шесть лет осталась вдовой с двумя детьми и прожила без пары свою скромную, ничем не яркую жизнь. Всех желающих получить ее руку и сердце отсекала «на корню», считая естественным состоянием вдовы верность. Умерла Муся в глубокой старости, ранней весной, перебирая картошку для посадки нового урожая. Как будто прилегла отдохнуть возле перезимовавших плодов - на полу, с испачканными землей ладонями.

Их общий портрет с прадедом до сих пор оставался для Лиды самым правдивым рассказом, который они оставили своим потомкам, не написав и буквы. Рассказ о самой жизни. А также нехитрое наследство – венчальные иконы, старинное, потертое Евангелие и вышитую руками Муси свадебную сорочку."

Victoria Mogilnaya Kaushanskaya