Последняя песчинка
Само собой, когда-то дед Юрок был никаким не дедом, а парнем Юркой, крестьянским сыном. Отца его убили на фронте, а мать померла в тот же год от непосильных трудов, оставив тринадцатилетнего сына на попечение самого себя. Работать его не брали – мал ростом был. Соседи кое-как подкармливали сироту остатками со своих столов, да лаской особо не жаловали. Так Юрка и рос никому не нужный, как сорняк, а, дотянув до совершеннолетия, устроился в колхоз механизатором.
Жизнь у Юрка была самая заурядная: дружил он и с бутылочкой, и с сигаркой, бегал по девкам, воровал из колхозного гаража разные железяки и продавал их на местном рынке. Один раз был даже женат, но с женой прожил всего то ли пять, то ли семь лет, да и прожил-то плохо – что ни день, то ругань да битье посуды. Жена, намаявшись с таким бездельником, забрала детей и уехала от него в город. Так Юрок остался один. И он не хотел связывать себя узами брака, и за него желающих выйти больше не находилось. Жил Юрок своим хозяйством, водил пару курей, белобокую козу Таньку и кое-как занимался огородом. Домишко его давно подгнил и покосился, и стал похож на своего хозяина, который тоже к старости покосился и улыбался людям беззубым ртом с вечной прилипшей к губам сигареткой. Дом чинить он не собирался, а отваливающиеся от забора планки периодически подвязывал бантиками из веревочек и бечевочек. Прямо с утра Юрок прикладывался к «лекарству» и отправлялся «работать» в свой сарай – там он днями перекладывал с места на место всякий хлам, накопленный им за всю жизнь. Весной высаживал в огороде картошку, а летом для разнообразия косил траву для Таньки. Но свои грядки Юрок не считал нужным полоть – «Если положено вырасти, оно и так вырастет», — говаривал он, а про сено неизменно забывал, и оно подмокало и загнивало. Поэтому, чтобы зимой прокормить козу, Юрок прибегал к проверенному способу – по ночам таскал сено у соседей. С сумкой за пазухой он задами пробирался к нужному двору, перелезал через плетень, снизу, чтобы не было видно, подкапывал стог, набивал сумку и торопливо, пока не хватились, убегал домой. Юрок считал, что никто не знает о его проделках и гордился своей выдумкой. Соседи давно уже знали, кто ворует сено, но не трогали старика по душевной доброте и махали на него рукой. Таскал он сено у всей деревни и большого убытку каждому сельчанину по отдельности не наносил. Зайцы и то больше съедали. Не уделял он внимания и единственной в своем саду яблоне, которая почти не плодоносила, а просто создавала тень и ежегодно давала пристанище воробьиному семейству, поселившемуся в старом гнезде, свитом на самом толстом суку.
Так прожил Юрок почти семьдесят годков. Как-то по лету после ливня полез он прочистить слив на крыше. Лестница, по которой он поднимался, была такая же гнилая, как и все остальное в его хозяйстве. И вот, когда Юрок поднялся уже на самый верх, она взяла да и проломилась под ним. Задом Юрок просчитал все перекладины и, пока падал, думал – заметят ли его тут, на заднем дворе, соседи и успеют ли вызвать «скорую».
Когда дед Юрок очнулся, то увидел чистое-чистое голубое небо и несказанно обрадовался. «А, значит, жив я остался!» — радостно подумал он и сел на земле, потирая ушибленный бок. Повернув голову, он увидел неподалеку от себя молодого розовощекого парня в какой-то белой длинной рубашонке, сидящего на большом валуне, который Юрок лет тридцать назад приволок на тракторе с поля – вдруг сгодится куда.
— Приехали? – счастливым голосом спросил Юрок.Парень оглянулся по сторонам и ответил:
— Да нет. Прилетели.
— А что, вертолет вызывали? – с гордостью за себя и свое падение спросил Юрок. Это же надо столько шуму наделать, что «скорая» даже прислала вертолет, чтобы спасти его, Юрка, от смерти!
— Зачем вертолет? — со скукой зевнул парень. – Своим ходом прилетели. Ну чё, дед, пора? – спросил он, поднимаясь с камня. С легким шорохом за его спиной распахнулись два белых крыла.Обомлевший Юрок во все глаза смотрел на собеседника. Он махнул перед глазами рукой, надеясь, что, может, это все ему мерещится после лишней дозы «лекарства». Но парень не пропал. Он по-прежнему стоял перед Юрком самым что ни на есть материальным образом.
— А ты кто ж такой будешь-то, сынок? – спросил упавшим голосом Юрок.
— Да ангел я, дедуля. Твой ангел-хранитель.Юрок молчал с минуту, осмысливая происходящее.
— И эта… что ж теперя… Помер я, что ли? – спросил он, чувствуя, как от страха начинают дрожать ноги.
— Да уж помер, — пожав плечом, подтвердил ангел.
— И как же….эта… Помер-то я?…
— Как-как… С лестницы сверзился. Вон оттуда, — показал ангел на крышу. – Лестницы-то чинить надо, дед, а у тебя как всегда – трава не расти. Сейчас бы жив был.
— И чего ж эта теперя… — Юрок боялся задать главный вопрос. – Куды ж мне это теперя?
— А теперя, дед, тебе туда, – кивнул парень на небо, – на суд.
— Да на какой же мне суд… — испуганно лепетал Юрок, – куды ж старика-то да на суд-то? Власть-то вон советская стариков и то не судит, а вы, что ж, хужее власти будете?
— Хужее-не хужее, а советская власть для нас не указ. Да и демократия нынче на дворе, — ответил ангел. – С советской властью покончено. Положено так, Юрок, нельзя без этого. Пошли, – посланник небес шагнул с земли прямо на воздух и пошел по нему легко, словно по земной тверди. Юрок торопливо застрелял глазками и хотел было смыться, но твердая рука схватила его за шкирку.
— Видал? – спросил небожитель, поднеся к носу Юрка совсем не ангельский кулак.
— Ой, ой…, — запричитал дед. – А я чё? Я так, я ни чё…
— Смотри у меня, — пригрозил ангел и пошел по воздуху вверх к облакам. Юрок помялся-помялся, да и прыгнул за ним следом. Удивительно, но у него получилось. Он не упал, а тоже оказался на воздухе.
Юрок трусливо семенил за пришельцем и лихорадочно соображал, как можно задобрить посланника небес и избежать суда, но в голову ничего путного не шло.
— Эй, слышь, сынок, — обратился он к ангелу. – А тебя как звать-то?
— Звать меня Евстахий, но ты можешь называть меня Стасом, — ответил ангел.
— Слышь, Стас… А мож, мы договоримся с тобой как, а?
— Вот, — сказал Стас, – все вы так. Как жить – так знать нас не хотите. А как помирать, так сразу «давай договоримся». Дед, я ж не гаишник, чтобы со мной договариваться.Они подошли к высоким ажурным воротам. Ворота были вроде золотых, только сверкали гораздо сильней любого золота, так, что Юрку даже слепило глаза. Около них стояли двое белых, высоких, крылатых, в длинных снежных одеждах, один с мечом, второй с копьем. К воротам подходили люди в сопровождении ангелов. Те двое с оружием принимали от ангелов какие-то свитки, внимательно читали их, а потом указывали людям или налево, или направо. Перед теми, кто шел направо, открывались золотые ворота. Тогда оттуда слышалось дивное пение какого-то неземного хора, и струился яркий, но нежный свет. Тех, кому было указано налево, подхватывали какие-то пакостные создания и утаскивали за собой куда-то вниз. Стас встал в очередь, Юрок пристроился за ним. Не успел он оглянуться, как за ними выстроился целый хвост ожидающих решения суда. Дед во все глаза смотрел на то, что делалось перед воротами.
— Это кто? – шепотом спросил он, подергав ангела за рукав.
— Архангелы! – так же шепотом ответил Стас.
— Архангелы? Это что ж, навроде генералов, что ли? – опять спросил дед.
— Типа того!
— Он оно как, — пробормотал про себя Юрок. — А вон те черные, это кто?
— «Эти», — ответил Стас. Юрок многозначительно приподнял бровь и качнул головой, беззвучно прошептав «Вон оно как…» Несмотря на то, что дед ни разу в жизни не переступал ногой церковного порога, кое-что он все-таки о загробной жизни слышал. По всему выходило, что золотые ворота были воротами в Рай, а те самые «эти» утаскивали грешников прямехонько в ад. Очередь продвигалась достаточно быстро, и чем ближе перемещался Юрок к архангелам, тем тошнее становилось у него внутри, потому что даже он понимал, что как ни крути, райских блаженств ему не видать, как собственных ушей, а «туда» ему страсть как не хотелось. И чем ближе он подходил к архангелам, тем сильней не хотелось.
— Ста-ас, — жалобно всхлипнул он, – а что же это мне – на сковородку теперя, что ли?
— Да уж и не знаю, — ответил ангел. – Но скрывать не буду – шансов у тебя мало.
— Слышь, сынок, а может, эта… Назад меня вернуть, а? — с надеждой спросил Юрок. – Мож, я поживу ишшо, а? Исправлюсь? А? Лестницу починю, а?
— Как же это я тебя назад верну? Это не в моей компетенции.
— Ком…пин.. Чаво? – переспросил дед.
— Да прав у меня нет таких, прав! – пояснил ангел.
– Не могу я тебя назад вернуть при всем своем желании. Я только похлопотать за тебя могу, чтоб тебе полегче было…
— Ну ты уж похлопочи, миии-лаай! – зарыдал Юрок в голос.
— Ох, дед, не рви мне душу, — вздохнул Стас. – Ты думаешь, мне тебя не жалко? Мне вас всех жалко. Только врата райские – они перед праведниками сами открываются, а перед грешниками – захлопываются и хоть ты их болгаркой пили… Жить надо по заповедям, Бога любить и людей не обижать. Тогда и легко все будет…
— Дык мне ж уже поздно, отжился! — плакал Юрок. – Мне-то теперя хоть люби, хоть не люби – все одно в ад пойду! И что ж это за жисть такая, и так ничего путного не видал, а после неё ишшо хужее будет!Тут подошла их очередь.
— Раб Божий Георгий! – объявил Стас. Архангелы взяли список и стали вдвоем его рассматривать.
— Ну, что? – спросил один другого.
— Ну что – «что»? – переспросил второй. – Классика жанра.
— Что? – испуганно спросил Юрок.
– Кла… чего?
— Классика жанра. Грешник классический, подвид – забулдыга.
— Дык… Эта.. Какая ж я забулдыга-то? – робко попробовал оправдаться Юрок.— И не забулдыга я вовсе…
— Ну как же не забулдыга? – спросил архангел, тот, который был с копьем. – Пил?
— Пил… — сознался Юрок.
— Курил?
— Курил…— Блудил?
— Блудил! – вздохнул дед.
— Ну вот. А сквернословием так вообще полсвитка исписано.
— Полсвитка, — по инерции повторил Юрок.
— А воровал сколько? Одних вон болтов килограмм пятьдесят. А сено?
— И сено воровал, — кивал Юрок, смахивая слезу.
— Да за сено на него зла-то не держал никто, — вмешался Стас. – Жалели его.
— Ну, сено можно не считать, — согласились архангелы. – А почитание родителей? Ты день материной смерти хоть помнишь?Юрок повалился перед ними на колени:
— Сынки, ну пожалейте вы меня! Ну такой вот я не удельный! Рос один, отца-матери не было! С тринадцати лет сирота! Кто ж меня воспитывал-то? Откуда ж мне уму-разуму-то взять?
— Сирота, говоришь? – задумался архангел.
— Сирота, — подтвердил Стас. – Жил один с тринадцати лет. Никто его не взял.Архангелы переглянулись.— Да он мужик-то не злобный, — опять встрял Стас. – Пил, курил – что есть, то есть. Но вот злобности в нем ни грамма нету. Безобидный он в этом плане. Плохого-то, в принципе, никому не делал… Так уж, особо сильно… По мелочи если…— Евстахий, ну ты сам посмотри, — повернул к нему свиток архангел, – тут столько этих мелочей – на двоих хватит. А добрых дел – по пальцам пересчитать.
— Так он и не отрицает! – защищал Юрка ангел. – Он всецело признает свои ошибки и кается в них. Каешься, ведь? – повернулся он к Юрку.
— Каюсь, сынки, каюсь! — причитал Юрок, истово крестясь слева направо.
— Крестишься неправильно, — шепнул ему на ухо Стас. Юрок на мгновение застыл и стал креститься по-другому – сначала по плечам, а потом со лба на живот. Стас закатил глаза. Архангелы прыснули в кулаки.
— Ну, что ж, — сказал тот, который был с мечом, – ради твоего сиротства пожалеем мы тебя и дадим шанс. Времени у тебя на то, чтобы сделать хотя бы одно доброе дело будет рабочий день — ровно восемь часов. Если ты его сделаешь – милости просим. А не сделаешь… — архангел пожал плечами. – Извини, служба.
— Вот тебе часы, — второй архангел протянул ему на нежной почти прозрачной ладони часы вроде песочных. – Как только ты вернешься назад, часы перевернутся и время пойдет. Закончится оно тогда, когда последняя песчинка упадет на дно. Ступай, сиротка…Дрожащими руками Юрок принял заветные часы, Евстахий подошел к нему и накрыл его крыльями.
Юрок открыл глаза, увидел чистое-чистое голубое небо и несказанно обрадовался. «Вот ведь башкой треснулся! – мысленно изумился он. – И чего только не привидится! Помрачение…» Он сел на земле, радостно глядя на буйную зелень.
— Кхм-кхм, — покашлял кто-то за спиной. Юрок оглянулся. На валуне сидел Стас. Челюсть у Юрка отвисла, и он на карачках пополз назад.
— И не надейся, — сказал Стас, шевельнув крыльями. – И хватит на меня таращиться, времечко нынче дорого! – и он показал Юрку песочные часы.
Юрок метался по дому, роясь в ящиках покосившихся тумбочек. Стас, сидя на колченогом табурете, спокойно наблюдал за ним.
— Ты чего ищешь-то, Юрок? – наконец, спросил он.
— Да адрес, адрес я ищу!
— Какой адрес? – полюбопытствовал Стас.
— Да Манькин… Жены моей Маньки адрес ищу!
— А для чего?
— Ну как для чего? Ведь ежли я сейчас поеду к ней да помирюсь с ней, это ведь доброе дело будет?
— Ну-у-у… — ангел почесал в затылке. – Кто ж его знает, какое оно будет…
— Эх ты! – в сердцах сказал Юрок. – Ангел ишшо! А простых вещей не понимаешь! Ведь ежли люди мирятся, это ж хорошо! Вот я поеду сейчас и помирюсь с ней, на старости прощения испрошу. А, вот, нашел! – радостно воскликнул он, извлекая на свет зажелтелую бумажку.
– Ну чё, отнесешь меня к ней?
— Да я отнес бы, да только помогать в этом деле мне тебе запрещено. Ты сам все должен делать. Подсказать я еще могу.
— Ну вот тебе, — хлопнул себя по бокам руками Юрок. – И шо же ты за ангел такой? Помочь в добром деле и не хочешь?
— Правила не я устанавливал, — развел руками Стас. – Помочь я могу тебе только в том случае, если ты будешь лишен свободы действия.
— Это как же? – не понял Юрок. – Это ежли меня в заложники возьмут, что ли?Стас приподнял одну бровь, а потом ответил:
— Ну да… И это тоже.
— И у вас там бюрохраты… А нарушить-то никак нельзя?
— Нельзя. Видишь? – ангел постучал пальцем по своему лбу. В пышных кудрях Юрок различил голубую ленточку. – Знак послушания. Я слушаться должен, иначе меня накажут, и накажут крепко.
— Эх, придется на електричке ехать. Ты как – со мной?
— С тобой, — встал с табурета Стас. – Куда ж я без тебя.
— Постой-ка, и как же ты поедешь? Тебя ж все такого с крыльями-то увидят.
— Не увидят. Меня только чистые сердцем видят, да ты сам.
Через полтора часа Юрок и Стас стояли перед обшитой дерматином дверью.
— Ну, начнем! – сказал Юрок и нажал кнопку звонка. Через минуту послышались тяжелые шаги. Дверь открыл здоровенный детина в майке и тренировочных штанах. Стас предусмотрительно отступил на пару шагов назад.
— Толька, ты что ли? – радостно спросил Юрок.
— Ну, я, — ответил детина, меря деда сверху вниз нехорошим взглядом.— Не признал?
— Не-а, — ответил Толька.
— Да папка я ж твой!Толька напрягся, посмотрел на гостя более пристально и спросил, загораживая собой дверной проем:
— И чего тебе надо, папка?
— Дык эта… А мать-то дома?
— Дома!
— Ну дык эта… Позови!
— Эт зачем?— Помириться хочу!
— Знаешь, что, папка… Сколько лет без тебя жили – не плакали. А ну-ка, давай-ка ты от сюда… — и металлическая дверь красноречиво захлопнулась перед Юрком.
Стас и Юрок медленно брели к вокзалу.
— Родного отца!!! – сокрушался Юрок. – Отца на порог не пустили!
— А чего ж ты хотел? – со вздохом спросил ангел. – Ты ведь их, считай, лет сорок ни сном, ни духом? Вот и они к тебе так же.
— Нееет, это не справедливо. Я ж им отец!
— Юрок, отцом мало стать. Им надо быть.
— Быть, стать… А простить-то можно или нет? Я ж мириться приехал!Стас вздохнул.— Такие вы, люди. Прощать не любите и не умеете.Они пошли к станции.
— Только время зря потеряли, — сказал Юрок. — Кто ж знал, что они – родного отца!!! – и на порог не пустют! И какое ж мне теперь доброе дело-то сделать?
— Ну не знаю, — Стас пожал плечами. – Ну помоги кому-нибудь, что ли.
— Помочь… — Юрок остановился, озираясь по сторонам в поисках того, кому бы могла понадобиться его помощь. Его взгляд остановился на толстой бабе с тремя сумками. Сумки, определенно, были тяжелые. Тетка то и дело останавливалась, ставила их на землю и отдувалась. Юрок решительно направился в её сторону. Стас замер на месте.
Баба как раз остановилась и, поставив сумки между ног, кончиком платка вытирала красное от напряга лицо. Юрок бочком подобрался к ней и вытянул одну из сумок. Баба замерла на месте, потом медленно повернулась в сторону Юрка, раскрыла огромный, крашеный красной помадой рот и завопила на всю улицу:
— Люююююююди дооообрыяааааа!!!!!! Это шо же делаеццаааааа! Среди бела дня варуууууують!
— Да вот ты дура! – воскликнул Юрок. – Я разве ж ворую? Я ж помочь тебе хочу!
— А-а-а-а-а!!! – продолжала орать баба, вцепившись в сумку – Обокрали! Добра лишили!!!
— Да не ори же ты! – завопил в свою очередь Юрок, стараясь перетянуть сумку на себя. – Я же доброе дело сделать хочу! Я помочь тебе хочу!Вокруг них, танцующих вальс с сумкой в центре, стали собираться люди. Кто-то изумлялся, кто-то смеялся, кто-то предлагал позвать милицию. Какой-то шустрый молодой человек снимал происходящее на сотовый телефон. Тут Юрок поднапрягся и дернул сумку посильней. Ткань затрещала, и Юрок с бабой отлетели друг от друга метра на три. У Юрка в руках остались кожаные ручки, а у бабы – сама сумка, из которой на землю посыпались банки с тушенкой, сгущенкой и еще какая-то снедь.
— А-а-а-а-а!!! – заорала баба. – Рецидивист! Вор!!!А толпу любопытных уже расталкивали два милиционера. Юрка подхватили под руки, надели наручники и потащили в отделение.
— Стас! Стасик! – отчаянно вопил Юрок, но ангела нигде не было видно.— Подельника зовет! – сказал один из милиционеров.В отделении его притащили в какую-то маленькую комнатушку, посадили перед столом и приковали наручниками к батарее. Вошел пухлый рыжий лейтенант с бумагой и ручкой. Он сел за стол.
— Ну, дед, рассказывай! – приказал он.
— Дык чё рассказывать-то? Иду я, значит, вижу, баба сумки прёт… ну и решил помочь. А оно вона как вышло-то.
— Врет, — сказал остроносый, как крысенок, милиционер, задерживавший Юрка. – Он её ограбить хотел. Стала бы она так орать, если он ей помочь хотел.— С ним еще подельник был. Стасом зовут, — добавил второй.
— Подельник? — переспросил лейтенант. – Это уже – организованная преступность
.— Да что вы, сынки, ну какая же я организованная преступность? — изумился Юрок. — Да я просто помочь хотел! Сумки-то тяжелые были…
— Ага. Помочь, — усмехнулся лейтенант. – Видали мы таких помощников. Значит, дед, грабежом промышляешь?
— Да не промышляю я! Я просто мимо шел!
— А вчера вот у гражданки Никаноровой в этом же районе сумку кто срезал? А?
— Да откуда ж мне знать? – искренно недоумевал Юрок. – Я и Никанорову эту в глаза не видел.
— Значит так, дед! – лейтенант вскочил из-за стола. – Или ты чистосердечно колешься во всех своих преступлениях, или пойдешь на зону лет на десять! И дружка твоего мы тоже возьмем, можешь не сомневаться! Ты тут посиди, подумай, пока мы делами другими позанимаемся. И решение прими. А за чистосердечное срок тебе скостят, – лейтенант направился к дверям, а за ним и оба милиционера.
– Надо же, старый, а рецидивист! – хмыкнул на прощание остроносый, захлопывая дверь.
Юрок тихонько подвывал на неудобном жестком стуле. По всему выходило, что влип он конкретно, время уходило с каждой секундой, а помощи, похоже, ждать было не откуда. Вдруг перед ним прямо из воздуха возник Стас. Он коснулся наручников, и они расстегнулись.— Быстрей давай! – приказал Стас, выталкивая Юрка через открытое окно на улицу. Таясь и приседая, они побежали меж кустов сирени к автобусной остановке.
Через двадцать минут дверь кабинета открылась. Лейтенант обозрел болтающиеся на батарее наручники и распахнутое окно.
— Удрал дед-то! – изумленно сказал он.— Я ж говорю – рецидивист! – заглянув в кабинет через его плечо, добавил остроносый.
В родной деревне все было по-старому. Перекликались через заборы хозяйки в огородах, где-то вдалеке лаяли собаки, с луга доносилось сытое мычание. Юрок огляделся по сторонам.
— Ну вот, приехали… — вздохнул Юрок. – Ну и что ж мне теперь делать? Никому, выходит, добрые дела нонче не нужны.
— Добрые дела нужны всегда, — возразил Стас, – только их тоже делать уметь надо.— Ну вот еще, — надул губы Юрок, – еще и добро учись делать. Да чего учиться его делать-то? О, смотрика-сь, Сергевна дрова складывает… А вот пойду сейчас и помогу ей. Вот и доброе дело будет… — и дед засеменил к соседскому двору.
— Сергевна, привет! – крикнул он, открывая калитку. – Бог тебе в помощь!
— Чей-то ты, Юрок, Бога стал поминать? – спросила Сергеевна. – Башкой что ль, тюкнулся?
— Ну, может, и тюкнулся. А вот пришел я к тебе помочь.
— С чего это ты мне помогать собрался? – с подозрением спросила Сергевна. — Надо, что ль, чего?
— Ничего не надо. Я вот, может, решил доброе дело сделать.
— Доброе дело? – прищурила глаза Сергеевна. – Да нам твои-то добрые дела известны. Своровать да продать.
— Это ты, Сергевна, зря по меня так думаешь, — с укором сказал Юрок, – я вот сейчас тебе всю поленницу-то и сложу! – и он принялся лихо швырять полешки к забору. – О, смотри-ка, как они ложатся-то! Загляденье!
— Не надо мне, Юрок, твоей помощи! – повысила голос соседка. – Иди-ка ты отседова подобру-поздорову! Иди, иди! – и она выпроводила Юрка вон за калитку, а сама направилась в хлев.
— Ну вот ты упрямая какая! – сказал ей вслед Юрок. – А я вот сейчас-то пойду, и полешки-то и сложу! И будет ей сюрприз!
— Эй, дед, может, не надо, а? – спросил Стас.
— Это почему это «не надо»? – возмутился Юрок. – Как это «не надо», а? Еще как надо! – и он, открыв калитку, трусцой подбежал к дровам и начал быстро перекидывать их. Поленница росла довольно быстро. Минут через двадцать это уже была приличная горка дров, не совсем, может быть аккуратная, зато хоть как-то сложенная. Тут из хлева вышла Сергеевна. Мгновение она созерцала труды Юрка, а потом завопила:
— Ах, паразит ты этакий! Ты куда же дров-то накидал, а? Ты же мне всю капусту завалил! А?! Сказала же тебе – не надо мне твоей помощи! И кто просил тебя сюда свой нос совать? А ну-ка, ступай отсюда, пока я тебе этими поленьями все ребра не пересчитала! – и она, замахнувшись на Юрка поленом, погнала его вон. Дед едва успел захлопнуть за собой калитку – полено, пущенное меткой рукой Сергевны, звонко стукнулось о забор. И тут во дворе раздался грохот. Вся поленница, сложенная Юрком, раскатилась, похоронив под собой грядки Сергевны. Юрок дал деру, слыша за спиной гневные крики хозяйки.
— Говорил тебе – не надо! – сказал Стас, когда они отбежали на безопасное расстояние.
— Кто ж знал-то! – горько воскликнул запыхавшийся Юрок. – Капуста там у ней, оказывается, посажена… Будь она неладна, — они шли по пыльной деревенской дороге. Навстречу им пробрело стадо. С пастухом Фомой шла его четырехлетняя внучка Настёнка. Поравнявшись с Юрком и Стасом, она заулыбалась широкой улыбкой и сказала:— Деда! Смотри, ангел! – и показала ручкой на Стаса.
— Какой тебе ангел! – рассердился Фома. – Юрка не признала!
— Да нет же, деда! Там ангел!— От ить бабка с церквями со своими дитю всю голову заморочила! – недовольно бормотал Фома, подхлестывая рыжую корову. Взяв Настёнку за руку, он потащил её побыстрее до дома, а девочка все оборачивалась и все улыбалась Стасу. Стас помахал ей рукой.
— А что же это она – видит тебя? – спросил Юрок.
— Видит. Дети, пока врать не научились, нас видят. Что у нас там на часах-то? – напомнил он. Юрок вытащил из кармана часы.
— Маловато времени осталось, — заметил Стас.
— Сам вижу. Что же делать-то, а?
— Пока есть жизнь, есть и надежда, — сказал Стас. – Не может такого быть, чтобы тебе ни одно доброе дело не подвернулось.
— От ведь оно как! — всплеснул руками Юрок. – Захочешь доброе сделать, а так ведь и не дадут!
— Странные вы, люди. Ненавидите друг друга, все время подозреваете, — рассуждал Стас. – Чистоты сердца у вас нет. И добра не принимаете. Вам и добро кажется подозрительным.Юрок ему не ответил – в поле его зрения попала Люська, жена колхозного тракториста Кольки. Люська была баба, что называется, «кровь с молоком», сочная и боевая. Деревенские мужики на неё заглядывались, но Колька строго бдел за нравственными устоями семьи и для пущей убедительности частенько погуливал по деревне с ружьецом, так что никому и в голову не приходило подкатить к Люське с амурными речами. Сейчас она с ожерельем из прищепок на шее собиралась развесить на ночь белье. Юрок решительно направился в её сторону.
— Людок, доброго вечерочка! – приподнял он свою кепку. – Белье вешать решила?
— Решила, а тебе-то что? – спросила она, встряхивая простынь.— А вот я помочь тебе чего-то захотел. Ты не против?
— Да не против. Только чем же ты мне поможешь?
— А вот хоть веревки тебе пригну! – сказал Юрок, приставил поближе перевернутое вверх дном ведро и взобрался на него.— Во, смотри-ка, так ить удобней! – он налег на тугую веревку.
— Да уж удобней, — согласилась Люська, взмахивая простыней. И тут случилась катастрофа. Под тяжестью простыни веревка провисла еще сильнее, и Юрок, опиравшийся на неё, не устоял на своем ведре и кувырком полетел прямо на Люську. Уж как ни был тощ Юрок, а все же его веса хватило, чтобы сбить Люську с ног, и они повалились на землю в самой что ни на есть неприличной позе. Приоткрыв глаза, Юрок обнаружил, что его нос уткнулся аккурат между могучими грудями Люськи. Но это было еще не все. Краем глаза он заметил стремительно приближающийся огромный силуэт Кольки, на ходу засучивающего рукава. Юрок вскочил, намереваясь удрать, но мощная затрещина повергла его в исходную позицию и, как на грех, опять прямо на Люську, не успевшую встать.
— Ах ты, старый пень! – орал на Юрка Колька. – Ходит, костями бренчит, а все туда же!
— Ой! Ай! – вопил Юрок под градом сыпящихся на него оплеух. – Я же только… Ой! Помочь… развесить… Ай!
— Развесить?! Я тебе развешу!!! Я тебе сейчас так навешаю – до конца дней обирать будешь!!! Чтобы духу твоего тут не было, старый хрыч!! – гаркнул Колька, отвешивая деду такого смачного пинка, что тому показалось, что зад у него сейчас так и отвалится. Юрок спикировал прямо на дорогу и приземлился на онемевшую задницу.
— Ооойёёёё… — захныкал он. – Люди дорогие, это что же за жизнь такая?Стас помог ему подняться, и прихрамывающий Юрок поплелся к своему домишке. Ангел поднял выпавшие из кармана Юрка часы и пошел за ним.
Плачущий Юрок открыл родную перекошенную калитку, прошел во двор и сел на крыльцо. Толстый, полосатый, как арбуз соседский кот прошел по дорожке, сел на землю напротив Юрка и стал вылизываться с видом хозяина жизни. Стас остановился под яблоней с воробьиным гнездом, поставив на лавочку-развалюху песочные часы. Песок пересыпался вниз с катастрофической скоростью.
— Ну все, кончена моя жисть! – плакал Юрок, размазывая по щекам грязные слезы.— Так и не вышло ничего! Цельный день проходил, а все за зря!
— И я-то тебе помочь ничем не могу, — взмахнул крыльями Стас.
— Несправедливо это! – хлюпал носом Юрок. – Я ж старался! Я ж хотел!Юрок плакал, как, наверное, не плакал и ребенком. Небо уже начинало краснеть. Песок в часах почти весь высыпался, в верхней колбочке его уже не было и видно. Тоненькая струйка вот-вот грозила прерваться. Стас стоял поодаль грустный и, кажется, тоже был готов расплакаться.
— И шо ж это за жииисть! – рыдал Юрок. – Получается, что нету в ней никакой справедливости! Ну виноват я, что ли, что никому моё доброе дело не нужно! Теперя мне из-за них в ад идти! Я-то чем виноват?Дед Юрок за слезами не заметил, как Стас шагнул к дереву поближе, протянул руку, осторожно под тревожный щебет воробьихи вытащил из гнезда птенца и посадил его на землю в метре от кота. Кот встрепенулся, застыл, по-прежнему держа лапу пистолетом, глаза его стали черными, шерсть между лопаток встала дыбом. Птенец отчаянно пищал, воробьиха кидалась на кота, пикировала на него, целя клювом в глаз, но зверюга только ухом тряхнул – ему ли обращать внимание на такую мелюзгу. Гвалт стоял на весь двор. Даже Юрок очнулся от своих рыданий и вытянул шею, посмотреть – что там случилось?
— Ах, ты, погань такая!!! – воскликнул он на кота. – Брысь, говорят тебе! Брысь, паразит этакий! – Юрок вскочил, поскользнулся, грохнулся на спину, опять вскочил и побежал к месту происшествия. Стас в стороне отчаянно молился, напряженно вглядываясь в часы: в них последние песчинки по одной падали вниз. Их осталось всего две. И одна из них каким-то невероятным образом застряла в узенькой перемычке и удерживала на себе вторую, последнюю. Дед Юрок схватил палку и запустил ею в кота. Палка шмякнулась о толстый полосатый бок, кот от неожиданности подскочил на полметра и кинулся бежать. Юрок поднял птенца и бережно подсадил его в гнездо. Застрявшая песчинка в часах, наконец, провалилась вниз, а следом с хрустальным звоном упала последняя, но не достигла дна, а, сверкая, зависла в колбе, словно на неё не действовала сила тяготения земли. Стас и Юрок уставились на эту сверкающую, как снежинка, песчинку. Она так и висела в стекле, перезванивая нежным бубенчиком.
— Это что же? – спросил Юрок. – Что значит-то?
— Успели мы, дед, — с облегчением сказал Стас и перекрестился.
— И что же, я доброе дело сделал?— Сделал, — кивнул ангел. Юрок хитро посмотрел на него и погрозил пальцем:
— А все-таки смухлевал ты, Стас! Чегой-то ты там под деревом ошивался?
— Смухлевал, — согласился ангел.
— А как же ленточка твоя?
— Ленточка? – Стас что-то спрятал в глубине своего одеяния. – Да потерялась где-то…
— Тебя же накажут.
— Накажут.
— И сильно тебя накажут?
— Не знаю… Может, выговор с занесением… А , может, и отстранят лет на двести… Да это не главное. Главное, что с тобой все будет в порядке.Они замолчали. И в наступившей тишине первый желтый листик, медленно и робко кружась, опустился на траву к ногам ангела. Он поднял его, повертел в пальцах и отпустил. И тот поплыл по ветру, как маленький осенний кораблик. Стас и Юрок молча провожали его взглядами, пока он не затерялся где-то в деревьях.
— Кончилось лето, — сказал ангел, и Юрок уловил в его голосе тихую грусть.
— И мое лето, выходит, тоже кончилось, — ответил дед.
– Ну чё, пора?Ангел кивнул наверх и подтолкнул Юрка. И зашагали они вдвоем по воздуху, навстречу розовым солнечным лучам, поднимаясь все выше и выше, туда, где их уже ждали у открытых золотых ворот улыбающиеся архангелы.
Лилия Малахова
Incya 4 июля 2017, 18:05
Дякую за можливість подумати...
Комментарий удалён
Vesna 4 июля 2017, 19:47
У меня слёзы на глазах и ком в горле, почему-то.
Комментарий удалён
oliviya 4 июля 2017, 19:49
Ага)и ком,и улыбаюсь))
DneprOlga 21 октября 2017, 00:23
Спасибо...
oliviya 21 октября 2017, 10:46
Спасибо за спасибо))У этого автора сборник рассказов,можете поискать,все супер!